В том городе рос атомный взрыв.
Да, именно рос. Вот уже много лет. Сначала зависшим над асфальтом пыльным облачком, которое изредка колыхал ветер, но не мог сдвинуть с места. Потом взрыв превратился в маленький кучерявый грибок и люди ходили на него смотреть. По вечерам он даже немного светился красноватым светом, как закатное солнце.
Потом взрыв превратился в грибообразное клубящееся дерево. В его тени отдыхали влюбленные. Старички приводили к его пыльным корням своих внуков и говорили, ностальгически улыбаясь:
- Вот, гляди, когда я был таким маленьким, как ты, он был маленький, как цветочек.
А потом взрыв поднялся выше самых высоких домов и даже по ночам было светло. Люди стали носить темные очки и греться рядом с взрывом. Некоторые приходили полюбоваться на причудливый черный узор, выжженный на асфальте: это были тени людей, которые подходили к взрыву слишком близко. От них не осталось даже пепла, а только тени на асфальте. Один слой теней за годы накладывался на другой, потом его скрывал под собой третий.
Люди привыкли, что в их городе растет атомный взрыв, забыли про него, перестали бояться. Да они его и не боялись никогда. Они же его помнили совсем крохотным, как цветочек… Они его даже видеть перестали. Вот и превращались в тени, если подходили слишком быстро.
А еще в том городе люди ели и пили яд. Яд, кстати, был очень вкусным, разноцветными и мог замаскироваться под любой продукт. Люди знали, что он умеет так делать, но все равно покупали его, ели и пили с удовольствием, всячески расхваливали и рекламировали. Ведь вкусе-то как! И взгляду приятен, и желудку! Яд? Да разве ж это яд? Да от одного кусочка что будет? Да всего один глоточек – не вредно. Еще никто от него не умер…
Вообще-то, конечно, умер. Но ведь все мы там будем. И вообще. Жить вредно.

Я носился по всему городу босиком и орал:
- Люди! Да вы что, с ума все посходили?! Здесь же скоро ничего не останется!!
- Почему это? Все будет, как было всегда… Взрыв? Да пока он разрастется-то! Яд? Ну что, воздухом питаться?... Уезжать?! Вот уж нетушки! У меня тут, между прочим, работа-семья-друзья-дети.
А вот и врут!
Детей в том городе уже шестьдесят лет не рождалось. Я вообще чудом, как сподобился! Я единственный в своем роде – реликт, так сказать! Мне двенадцать лет. Навсегда. Мне уже семьдесят два года как двенадцать.
В то утро жидкий асфальт, заполнивший тротуары и дороги, впервые вспыхнул. Люди досадливо шлепали, высоко поднимая обуглившиеся ноги, и улыбались, мол, а что сделаешь-то? Ну ладно, горим, так горим. А кто в сегодняшнее время не горит? Черная грязь самодовольно чавкала и хлюпала под костлявыми ступнями людей. Люди чавкали своими завтраками. Своим любимым недоеденным ядом. Выпирающие из кожи раковые опухоли приходилось вправлять в подгнивающее тело пальцами, а то они мешали при ходьбе.
И тут мне все резко надоело. Я нашел стремянку, забрался с ее помощью на подоконник. Открыл окно. Мир за ним был уже полностью белым и наконец-то начал дрожать. Мою кожу и глаза слегка пощипывало.
Ну что, дождались?
Потом жидкий асфальт лениво всколыхнулся, и по нему медленно проплыл вал ударной волны. Мой постылый дом робко вздрогнул и как бы спросил своим скрипом: «А может, не надо?...» Надо, Федя, надо!
Я свесил ноги с подоконника, и они утонули в белом сиянии. А потом я спрыгнул с плавящейся жести. Только черта с два! Я не упал в огненно-асфальтовый ад. А взлетел, как птица, к самому небосводу, синему, как мои глаза, к белым облакам.
Потому что я так хочу. Поняли? Я хочу улететь и больше никогда не видеть этот город.
А его, кстати, больше никто никогда не видел.
Все о нем забыли. Только яд, весьма недовольный тем, что его перестали есть, собрал пожитки и перебрался в ближайший город. Здесь-то его уж наверняка полюбят. В прошлом городе ведь полюбили…
И ветер перенес туда же крохотное семечко атомного взрыва.

Все будет, как было всегда…

ЗЫ: собственноручно содрано с книги вашей покорной слугой (Пока печатало - оборжалось :D)