Здесь я, пожалуй, выложу свое сумашествие. Тихий дом
На город уже опустились предвечерние тени. Был тот особенный период, когда казалось, что ни тьма ни свет еще не владеют им, а только готовятся сойтись в битве. Уже зажглись первые фонари как бы предостерегая растущий мрак. Неслышными шагами он приближался из каждого угла, ложился на мостовые, на крыши домов и прижимал солнце все ближе и ближе к земле.
Я подошел к дому моего старого приятеля и постучал в дверь - послышались тихие шаги и вскоре старая несмазанная дверь со скрипом отворилась. На пороге стоял взлохмаченный и небритый мой приятель.
- Здравствуй, могу я войти, - спросил я неуверенно.
- В этом нет особой нужды - уже все решено - но можешь, конечно.
Я прошел, разулся. Он небрежно взял мое пальто и повесил на крючок. Жестом он пригласил меня в гостиную и усадил в старое и потрепанное кресло. На стене его больше не висело прежних картин, одни только голые стены предвещали надвигающуюся беду, а в самых дальних и темных углах паук беззаботно плел свою паутину, не обращая внимания на пустой звук этого мира под названием человечество.
Он смерил меня своим обычным равнодушным взглядом.
- Выпьешь чего-нибудь?
- Да, а ты?
- Это ни к чему.
Он ушел на кухню и через пять минут вернулся неся в руках поднос с чаем. Пока он наливал, я увидел что у него немного дрожат руки, но лицо не выражало ни малейшего беспокойства. Напротив, оно стало еще спокойней обыкновенного. Я поднес чай к губам и отпил глоток. Мы молчали довольно долгое время, потом он спросил:
- Слышал о недавнем зверском убийстве двух людей?
- Да. - ответил я бесцветным голосом. - Убивать вот так жестоко. Это уже чересчур, потому что не может человек быть так жесток...
- Именно, - прервал он меня, - только человек может быть жесток. Звери жестокими не бывают. Они руководствуются инстиктами, главный из которых инстикт выживания. Только такая дьявольская вещь как разум может возвести убийство в ранг удовольствия.
Я посмотрел на него и мне стало так тоскливо от того, что все эти слова отчаявшегося человека были обращены вникуда. Напротив, они ранили его самого еще больше и пуще прежнего зарывали его в его собственной яме. Мне хотелось встать, схватить его и посадить в клетку или просто убить, чтобы он больше не мучался. Но тут его лицо приняло прежнее надменно-умиротворенное выражение и он продолжил:
Когда-то я был наивен и верил, что мне есть на что опереться, есть красота. То, что нельзя познать, но то, что нельзя познать со временем высыхает в душе и превращается в цинизм, а то, что можно познать лишь вонзает новые иглы в меня. Я видел прелести красоты, но выше этого ничего нет, а мне постоянно было нужно все новое и новое. Когда я смотрел в ее глаза и видел перед собой саму любовь, то мне было так хорошо, что я хотел умереть, и вот тогда мне следовало умереть, потому что это было лучшее, что может быть в моей жизни. Человек хочет умереть только в двух случаях - когда ему невыносимо плохо и невыразимо хорошо. В том-то и проблема что первый шанс такой мимолетный и его так легко упустить. А второй... второй может тянуться длиною в жизнь.
Я знал и понимал, что все слова были пусты и мне просто хотелось убедиться, что-то во мне не верило и теперь реальность наконец-то прояснилась и всей своей тяжестью легла мне на плечи. Я помню этот низкий и усталый голос, слегка потускневшие глаза и тихий огонек доброты, который не задует ни один ветер, ни одна буря не сломает стен его храма, потому что он вечен. Такой как он вечен, потому что не существует ничего бессмертнее души раненой собственным откровением. Любая буря лишь раздует это пламя. Оно будет гореть ярче и чище и сгорев наконец согреет тех, кто тщетно пытался согреться в его пламени все это время, потому что не понимал, где горит оно и где его искать.
Добавлено (21.06.2008, 22:33)
---------------------------------------------
Мы сидели в его собственном доме как чужие. Случайно оказавшиеся в какой-то волшебной стране, только сказки здесь другие, жестокие и безжалостные. На улице полностью стемнело. Мрак одержал победу над светом и я понял сейчас все кончилось, а завтра начнется вновь, но только не для моего друга. Постылый и заколдованный круг, тихая и беззубая насмешка жизни. Я хотел еще что-то сказать но все было не то, и все было нужно. Так много слов было сказано, что теперь все прозвучало бы нелепо. Какой-то запоздалый автомобиль проехал под окнами и осветил фарами комнату и столик с телефоном, кружкой и пистолетом. Я знал что сейчас только что занавес опустился, кино кончилось, а мы существуем за кадром. Я посмотрел на моего друга, встал и ни говоря ни слова вышел и ушел в темноту ночи. Проходя под окнами я увидел мелькнувшую вспышку света и громкий звук. Единственный громкий звук прорезавший это спокойное и размеренное существование. Столько громких страстей, столько порывов, взлетов и падений было под этой крышей. Тихий дом на краю бешеного мира. Мне было невыносимо и в то же время я понял что сейчас времени нет. Сейчас вообще нет ничего. Я вижу только дом впереди меня, дом моего бедного друга.