Ochen' mnogim. U nas s nim vo mnogom shozhaya sud'ba, shozhie videniya... Da chto uzh tam, ya vo mnogom ros na ego proizvedeniyah...

Tak i est'...

Alraune, tak i bylo. Ego dazhe iz shkoly-internata vygonyali, potomu chto ego sosedi po komnate ne mogli vinosit' ego nochnyh krikov. Potom on pytalsya uiti ot etogo, uvlekshis' natsionalizmom i t.p., no v ego esse vidno, kak on bukval'no vymuchivaet iz sebya eti idei, chtoby uiti ot presleduyushih ego koshmarov.

Когда время давит, и уродливая мелочность существования ведет к
безумию, словно крохотные капли, которым палачи позволили непрестанно
обрушиваться на тела жертв, я полюбил озаренное убежище сна. В снах я нашел
ту малую красоту, что тщетно искал в жизни, и там блуждал по старым паркам и
зачарованным чащам.
Временами проносились порывы ветра: нежные и благоухающие - я слышал
зов юга и шел под парусами бесконечно и устало под странными звездами.
Временами лился ласковый дождь - я спускался на барке под землю по
лишенному солнца потоку, пока не достигал мира пурпурных сумерек, сияющих
беседок и невянущих роз.
Временами я пересекал золотую долину, мечтая остаться в призрачном
полумраке, среди причудливо искривленных гигантских деревьев, между стволов
которых серая земля, обнажала плесневелые камни преданных забвению храмов. И
всегда мое воображение имело цель: опутанную виноградными лозами могучую
стену с маленькими воротами из бронзы.
С каждым днем серость и однообразие бодрствования, становились все
менее и менее приемлемыми, и я стремился в дурманящую страну, в ее долины,
тенистые рощи, желая знать как попасть в мое извечное убежище, чтобы не было
больше нужды пробираться обратно в скучный мир, лишаясь новых впечатлений и
ярких красок. И любуясь маленькими воротами в огромной стене, я чувствовал -
там лежит страна, из которой, стоит туда попасть, обратно должно быть уже не
вернуться.
Так во сне, на древней, увитой плющом стене, я по ночам искал потайной
замок. И осознав, что тот скрыт слишком хорошо, решил, что из страны за
стеной не только не нужно возвращаться, она к тому же еще прекрасней.
Позже, как-то ночью в Закарионе, городе снов, я нашел пожелтевший
папирус с мыслями мудрецов мира снов, обитавших прежде в том городе -
слишком мудрых, даже чтобы родиться в мире бодрствующих. Там рассказывалось
многое про мир снов, и среди всего откровение о золотой долине со священной
храмовой рощей и высокой стене пронзенной маленькими бронзовыми воротами.
Увидав записи, я понял - о них видения, так часто меня посещавшие, и потому
внимательно читал пожелтевший папирус.
Некоторые мудрецы мира снов писали витиевато о чудесах за воротами,
через которые нельзя вернуться, но иные говорили лишь с ужасом и
разочарованием. Я не знал, кому верить, еще более желая проникнуть в скрытые
земли - ведь сомнения и неизвестность соблазняют сильнее прочих соблазнов, и
никакой ужас не может быть страшнее ежедневной пытки обыденностью. И узнав о
снадобье, что откроет врата, я решил добыть его, когда в следующий раз
проснусь.
Прошлой ночью я принял снадобье и поплыл во сне в золотую долину с
тенистыми рощами, и когда приблизился к древней стене, то увидел - маленькие
ворота из бронзы приоткрыты. Из-за них вырывалось сверхъестественное зарево,
осветившее гигантские изогнутые деревья и верхушки позабытых храмов, и я
предвкушал чудеса страны, откуда, наверное, никогда не вернусь.
Но как только ворота распахнулись шире, и волшебство снадобья и сна
толкнуло меня сквозь них, я понял, что все зрелища и красоты остались в
прошлом; ведь новая область: не суша, не море, - лишь белая пустота
незаселенного и безграничного пространства. Так, я исчез, я - растаял в той
исконной бесконечности кристалла забвения, из которого демон Жизни вызвал
меня на один короткий и одинокий час.

А что касается возможного сходства с произведениями Дансейни, то это не удивительно - ведь он оказал на него большое влияние, наряду с По и Мейченом.